Примирение науки и религии необходимо, это вопрос жизни и смерти для нашей цивилизации. Примирение это исполнимо лишь на основе взаимных уступок и отказе от догматизма. Подобное примирение возможно лишь в спиритизме и только благодаря ему, как бы оскорбительно ни звучало это на первых порах для слуха служителей механического знания и охранителей сектантского культа.
Сегодня не будет преувеличением сказать: засилье вздорной наукообразности и ложной науки привело к тому, что нынешняя думающая часть человечества охотно и вполне серьезно изучает такие вопросы, как катары желудка у инфузорий или профилактика перелома ног у тараканов и блох, и предпочитает эти «исследования» размышлению о глубоких тайнах души человеческой. В итоге нынешняя интеллигенция даже не знает, есть ли вообще у человека душа, и склоняется к бездумному утверждению того, что ее нет, и потому с достойной последовательностью изучает всякий недостойный вздор и предается унизительной глупости. Кризис духовного сознания человека XX века хорошо выражают слова А. Тарковского: «Мы так мало знаем о душе, в этом отношении мы похожи на бродячих собак. Мы хорошо себя чувствуем, когда говорим о политике, искусстве, спорте, женщинах, любви, но когда речь заходит о духовности — мы блуждаем. Нет у нас образованности в этой области. Мы не подготовлены к этому…»
Но в «Агрушада-Парикшай» («Индийской Книге Духов») сказано: «Первейшая из наук — это наука о человеке; человек же есть душа, а тело его — лишь средство сообщения с земною материей; изученье души ведет к познанию всех зримых и незримых сил природы, к познанию великого целого».
У Оскара Уайльда читаем: «Русский, живущий счастливо при существующей системе правления в России, должен думать, что у человека или вовсе нет души, или, если таковая у него имеется, то она не стоит того, чтобы ее развивать». Сказано о России 80-90 годов XIX века, но насколько справедливо это ко всему, что творится у нас с октября 17-го года! Душу и Бога вычеркнули из жизни — и жизнь превратилась в скотство. Между тем, если б только, хоть на мгновение, наши зрение, слух и осязание сделались несравненно более совершенными, то мы убедились бы, что смерть не уничтожает человека, но лишь делает его, для нас, невидимым, неслышимым и неосязаемым.
Самомнение европейской науки, когда она считает себя вправе подходить к любым явлениям жизни, в том числе и к таким, как Йога и спиритизм, со своими методами и мерками, весьма смахивает на самодовольство и самонадеянность школьника, которому бы вздумалось, будто он имеет право экзаменовать умудренного знаниями и опытом жизни старца, да еще ставить ему двойку! Неужто можно всерьез рассчитывать, что этот старейшина удостоит своим ответом сего зарвавшегося нахала? И что из его ответов этот последний сможет понять истинно?
Некто — скептик и еще имеет дерзость гордиться этим. Он поступает крайне глупо, ибо весьма походит на человека, который, сомневаясь бы в том, что дважды два равно четырем, стал бы обращаться к тем, кто занимаются Высшей Математикой, чтобы они доказали ему сию интересную теорему. Но естественно, что эти последние просто в силу того, что они занимаются уже именно Высшей Математикой, совершенно равнодушны к скептику и его проблемам, ведь их-то самих азы более не занимают. И в итоге скептик умудряется стать еще глупее, так как теряет интерес к этим азам, которые, по его убеждению, ему никто преподать не может. «Я в это не верю» или «Для меня это не убедительно, и потому все это вздор!»- одержимо твердит он, священнодействуя в своем храме невежества.
Наука очень упрощает мир, и при наличии тех данных, какие у нее есть, она не может и никогда не сможет понять такое явление, как жизнь, ибо данные эти однобоки и недостаточны; они всего лишь как бы скелет, на который не надета живая плоть, а эту живую плоть науке взять негде, ибо она имеет дело не с духом, но всего лишь с материей, т.е. прахом и шелухою.
Наши органы чувств, вернее, наше восприятие внешнего мира устроено таким образом, что мы не можем видеть окружающую нас действительность во всей ее полноте, во всем ее объеме, а видим лишь малую часть этой действительности. Поэтому все наши суждения о ней не могут иметь объективного характера, т.е. претендовать на научность, до той поры, пока каким-то образом мы не получим ее полного, 100% восприятия. Разумеется, для этого наших пяти или шести чувств вкупе с несколькими приборами, воспринимающими что-то в провале между слухом и зрением, еще весьма маловато.
Строгому ученому вполне видны недостаточность и бессилие существующей науки. «Когда дело идет не о наблюдении мелких фактов,- говорит Шарль Рише,- а о том, чтобы проникнуть в глубь вещей, установить общие законы, дойти до причины явлений, то мы наталкиваемся на отрицательные решения или приходим к двум-трем гипотезам, одинаково невероятным. Посредством наблюдения мы ознакомились с довольно большим числом явлений природы и кое-как объяснили некоторые из них, но не поняли ни одного. А если мы столь бессильны и знаем так мало, то нам очень следует остерегаться излишней надменности и должно сознаться, что наука наша подвинулась еще весьма немного. Так что не станем назначать границ природе, не будем говорить: «Это возможно, а то — нет». Нам остается лишь одно: наблюдать и делать опыты, делать опыты и наблюдать».
Но, делая опыты и, в особенности, наблюдая, следует всегда помнить, что «чудес» нет. И спириты карденистской школы не устают это подчеркивать. Есть лишь законы, управляющие всеми явлениями. Незначительная и низшая часть этих законов познана человеком, и он дает таким образом объяснение явлениям низшего порядка. Но когда он, исходя из своих знаний, пытается объяснить явления более высокой природы, то он либо сознает свое невежество и свое бессилие сделать это, объявляя тогда явления эти «чудесами», либо же, возомнив себя всезнающим или хотя бы многознающим, берется объяснять явления, управляемые неведомыми ему законами, чрез законы, ему известные, и весьма грубые аналогии — и тогда он говорит глупости и пошлости.
У Камилла Фламмариона читаем: «То, что здесь горделиво называют «наукой», есть не что иное, как плод весьма ограниченной способности восприятия, обусловленной деятельностью ваших несовершенных органов чувств. Истинно сказываю вам, то, что вы знаете, и все то, что вы сможете когда-либо узнать при посредстве ваших земных чувств,- ничто в сравнении с тем, что есть на самом деле. Правда этих слов столь основательна и глубока, что на Земле есть существа до такой степени различные от вас, что составлены они из материи, не воспринимаемой вами, существа, не имеющие ни глаз, ни ушей, ни каких иных ваших органов восприятия, но одаренные другими органами, способными воспринимать то, что не воспринимается вами, и существа эти, живя одновременно с вами в том же самом мире, что и вы живете, знают то, что вы не можете знать, и составляют себе о природе и жизни понятие совершенно несхожее с тем, какое составляете себе о них вы».
Когда речь идет о человеке, то большинство создателей «новых» теорий и направлений в науке, из-за того что они на свой материалистический лад перетолковывают то, что уже давным-давно было постигнуто и сформулировано древними, и выдают свои калечные идеи за нечто архисовременное, походят на очередных изобретателей велосипеда, которые бы вдруг приделали своему детищу каменные колеса. Так, к примеру, некоторые из них берутся на материалистический лад переосмыслять Йогу, и из стройного мировоззрения, основанного на самых высоких откровениях духа, у них получается нечто вроде утренней гимнастики, рассчитанной на то, чтоб немного взбодрить пьяного сантехника или перекурившегося чинушу. И вслед за тем, эти «открыватели новых идей в науке» выдают палец, отбитый ими у ноги античной статуи, за свое собственное изобретение, а это уже позволяет им из низины своего непонимания и варварства высокомерно судить о вещах, из коих они украли один лишь атом. Но сколь опрометчиво судить о достоинствах картины по гвоздю, на котором она висит!
Отставание психической науки от физической прямо таки чудовищно: если физическая наука уже имела своего Ньютона и своего Эйнштейна, если биологическая наука находится на уровне Коперников, то психическая все по-прежнему блуждает среди Гиппархов и Птоломеев. Между тем психология, построенная не на спиритуалистической, а на материалистической основе, подобна волу, которого используют в качестве племенного производителя. Конечно же, всегда следует еще помнить, что официальная наука — не столько отражение умственных способностей человечества, сколько отражение тех политических условий, в которых оно живет или вынуждено жить. Условия далеки от совершенства, наука узка и раздроблена, а действительность широка и необъятна, и потому никак не укладывается в рамки такой науки.
Автор: Йог Раманантата
Источник: книга «Упражнения Йоги для развития памяти»
